Архитектор, вместо того, чтобы обидеться, откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, бороду поднял вверх и захохотал, сначала тихо, потом все громче и громче. Бобров ничего не мог понять.
– Что тут смешного? Ну?
Смех архитектора был вполне искренним. Он не мог остановиться, а только притягивал Боброва за рукав поближе к себе, усаживая его на кровать.
– Погодите… ха-ха-ха… Погодите… Так они передвинули… И все тут… Землю хотят обмануть… Ведь на моем плане каждый камушек учтен. Ведь иначе на этом месте и построить нельзя. Ну можно немножко улицы выпрямить, если им так нравится – я спорить не буду, А как же они на другое место переносят.
– Я говорил… Надо мной так же смеялись, как вы сейчас…
Архитектор, наконец, успокоился.
– Конечно, мы будем строить так, как прикажут. Ведь главное для нас – строить. Все равно как, – добавил он, с усмешкой глядя на Боброва. Только не видите разве, какая у них чушь получается. Тут овраг – а они улицу проводят, прямо по оврагу. Так ведь вода все дома смоет. Понимают они это или не понимают? Кто-нибудь там у них, ну, хоть на столечко, знаком с делом?
– Какой-то товарищ Ланской больше всех кричал.
– А я вам скажу, что он ни чёрта не понимает, этот ваш товарищ Ланской. А вы, извините, тоже мало понимаете. Так зачем было вам, простите за выражение, не в свое дело соваться.
– Вы бы это им объяснили.
– И объясню… Можете не беспокоиться. А на всякий случай и новый планчик приготовим. Что вы на самом деле – плохой план в сто раз легче сделать, чем хороший. Сделаем…
Он озорно улыбнулся, подмигнул Боброву.
– Денег дадут?
– Дадут.
– Так чего же вы кукситесь-то на самом деле!
* * *
Архитектор, действительно сделал попытку отстоять свой первоначальный проект. Он выступил с подробным докладом, развертывал планы всех мировых городов, всех новостроющихся за границей поселков, призывал на помощь авторитеты, приводил цитаты из русских и иностранных авторов.
Но ни доклад, ни планы мировых городов, ни цитаты и выдержки, ни русские, ни иностранные авторы не помогли.
– Неужели вы все-таки думаете, что кривые улицы лучше прямых?
– Курам на смех.
Бородатый Ерофеев, вероятно, по старой дружбе, пробовал что-то сказать в защиту проекта, но и его реплика разбилась о полное равнодушие слушателей. Больше всех возмущался проектом товарищ Ратцель, логический аппарат которого никак не мог вместить преимущества кривых улиц.
– Все это так, – отвечал он на доводы архитектора, но все-таки…
Даже ссылка на бугры и овраги никого не удовлетворила.
– Ну так засыпьте овраг… Что ж это на самом деле – хотим всех удивить, а построим, чёрт знает, что.
– Оползни будут.
– А на что ж вы и спец, чтобы сделать без оползней, – резонно возразил кто-то.
Архитектор нахмурился, опустив широкую бороду на грудь, и призадумался. Потом встал, разгладил бороду и с видом человека, принявшего важное ответственное решение, спросил:
– Так не хотите?
И сунул руку в карман. Это был тот самый жест, при помощи которого чиновники и всякого рода деятели во все времена подавали и теперь подают прошение об отставке. Бобров испуганно смотрел на архитектора – неужели он из-за такого пустяка… можно ведь уступить.
– Нет? – еще более решительным тоном спросил архитектор.
Никто не ответил.
– А если нет, – как хотите! – торжествующе кончил он.
Маленькая рука его вытащила из бокового кармана большой лист бумаги, лист этот торжественно был развернут перед зрителями:
– Ну так вот вам новый план.
Все облегченно вздохнули. Новый план был испещрен исключительно прямыми линиями, удовлетворяющими даже такого строгого любителя геометрии, как товарищ Ратцель.
– Давно бы так. С этого следовало начать.
– Вот и хорошо. Вот и прекрасно.
Архитектор, ехидно улыбаясь, поглядывал на Боброва и как будто подмигивал ему. Бобров не мог понять – шутил ли архитектор, когда предлагал свой первый нелепый план, или наоборот, шутит теперь.
– А все-таки я настаиваю, – закончил архитектор, – чтобы место не менять. Пусть будет дальше от фабрики, но не там, где имеется совершенно реальная опасность.
Аргументы были настолько убедительны, что совещание постановило запросить центр.
– При чем тут центр, – возмущался архитектор, – Им разве оттуда что видно.
– Так ведь постановление уже зафиксировано в протоколе.
– А что нам протокол?
Но такого явно выраженного презрения к протоколу, подписанному специальной комиссией, да еще присланной из центра, да еще с участием весьма важного лица, никто не мог разделять. Запрос был послан, и скоро получен ответ за подписью товарища Ланского.
– План исполнять в соответствии протокола точка, постройку закончить октябрьской годовщине.
Архитектор не выказал ни малейшего желания настаивать и бороться.
– А чёрт с ними – им же хуже, – ответил он.
Короткий срок тоже ему не пришелся по вкусу.
– Ишь ты, как торопятся. Ишь ты…
Но зато Юрия Степановича радовали – и нежелание архитектора защищать свой проект, на который было истрачено столько труда, и короткий срок для постройки: тут-то только и можно показать себя.
Ассигновки не замедлили прийти в местный банк, и со Слуховщины потянулись по зимней дороге первые подводы со строительным материалом.
Часть третья
XVII
Здесь будет город заложен
А. Пушкин.
Еще на покрытых прошлогодним бурьяном ложбинах Чортова Займища кое-где белел снег, еще высокая вода стояла на реке после весеннего половодья, еще вязли ноги в сероватой глинистой почве, на которой через полгода должен был расположиться городок, еще нетронутыми стояли огромные кучи камня и щебня, еще топор не прикасался к дереву, высокими штабелями выстроившемуся на пустыре, – а уже и снег и сероватую глину месили тяжелые сапоги первой партии строителей. Там и тут стояли трехногие аппараты землемеров, рабочие с влачившимися по земле цепями перекликались из конца в конец, отмечая свежеобтесанными колышками границы будущих улиц, переулков и площадей, плотники сооружали на берегу реки барак из горбылей и легкого теса, у барака дымился костер, ближе к шоссе в наскоро сколоченной конторе знакомый нам Палладий Ефимович Мышь, жестоко волнуясь и покрикивая тоненьким голоском, принимал от поставщиков новые и новые партии строительного материала, а по шоссе, тянулись подводы, груженые серыми бочками цемента, бревнами, подвязником, накатником, жердями, лежнями, брусьями и досками и красным кое-где до черноты пережаренным кирпичом.
По буграм и ложбинам в высоких охотничьих сапогах бродят знакомые нам фигуры: одна большая, с маленькой головой в потрёпанном коротком, словно бы с чужого плеча пальтишке; другая невысокая и сохранившая в одежде некоторую щеголеватость, несмотря на грязь, облепившую и скроенное по последнему модному фасону пальто и высокие охотничьи сапоги. Это – заведующий производственным отделом Галактион Анемподистович Иванов и директор постройки – Юрий Степанович Бобров.
Юрий Степанович горячо объясняет что-то архитектору, архитектор скупо роняет слова, стараясь соединить разговор с какой-либо реальной работой: то пробует сапогом влажную почву, то оглядывает углубление, наполненное вешней водой, то вынимает план и делает на нем необходимые ему отметки.
Остановились они неподалеку от реки, где она резко изгибается вправо.
– Вот здесь, – сказал архитектор – видите – будущий райисполком…
Только воображение строителя могло увидеть здесь будущую площадь и здание: непосвященный зритель видел только одно, что здесь больше, чем в других местах, наследили тяжелые сапоги, да здесь больше, чем в других местах, вешек и свежеотточенных колышков.
– Смотрите – тут один угол здания, тут другой. Фасад выходит к реке. Тут площадь, тут разобьем сквер…
